
Лучше нету того света
«ДОЛЬЧЕ!» выходит в проекте TheatreHD, но это настоящий, играющий цветом и светом – идеально смотреть на большом экране – кинофильм, где звезда с звездою говорит. Звёзды из разных галактик: с одной стороны, Венсан Кассель, Фанни Ардан, Роси де Пальма, с другой – дизайнеры костюмов Dolce&Gabbana; и выглядит всё, как у этого дуэта принято – Dорого&Gордо
Старт фильму даёт кровавая свадьба:
пуля инфернального киллера-ревнивца отправляет на тот свет Эвридику (сопрано Мариам Баттистелли). Безутешный Орфей (тенор Валентино Буцца) устремляется следом. Услуги таксиста предлагает обаятельный мачо Харон (Кассель), только что подкрепившийся сэндвичем в автокафе «У Цербера».
Тот свет, блещущий апокалиптическим великолепием, оказывается увлекательным местом.
Градообразующее потустороннее предприятие – отель «Аид», где соскучиться не позволит озорная команда консьержей.
Богиня и начальница подземного царства Прозерпина (Ардан) произносит фамилию композитора Вивальди с привычным французской актрисе ударением на последний слог, чем провоцирует старшую из мойр, богиню судьбы Атропос (де Пальма, актриса-талисман Педро Альмодовара), на ожесточённую и потешную перепалку: «У вас, милочка, передозировка от Генделя». Легендарным любовникам не до таких мелочей; у их чувств есть проблемы важнее...
«ДОЛЬЧЕ!» – режиссёрский дебют видеодизайнера и театрального художника Паоло Джепа Кукко и театрального режиссёра Давиде Ливерморе. В оригинале называется «THE OPERA!!» – слишком, на мой вкус, прямолинейно; я очень рад русской версии, в которой и Италия, и сладость, и шик.
Но опера, конечно, та материя, из которой и состоит этот своеобразный, и помпезный, и трогательный (как опера!) фильм.
У Эвридики амнезия, и кто тот земной единственный ненаглядный, о котором она тоскует и которым грезит, не вспомнить; на месте Орфея может оказаться любой лирический оперный герой – и сама Эвридика примеряет образы и Мими из «Богемы», и Виолетты Валери из «Травиаты» и мадам Баттерфляй из «Мадам Баттерфляй». Классическими хитами Кукко-Ливерморе жонглируют с профессиональной лихостью: трагедия – трагедией, серьёзность – серьёзностью, но вот Харон, бороздящий тёмные воды иного мира на весёлом автобусе, пытается убедить Орфея не зацикливаться на одной женщине – и это ловкий повод включить в партитуру песенку Герцога из «Риголетто»: «Сердце красавиц склонно к измене...».
Опера – то, что всё связывает, скрепляет, объясняет; то, что изумляет, тревожит, обнадёживает. Кстати, Надежда – девочка с чёрным вороном (не иначе, как наша мистическая матрица передаёт привет «Сказкам старого ворона») – играет значимую роль; пусть так будет хотя бы в сказке.
Упрекать сказку в чрезмерной пышности, бесстыдной сентиментальности и сладкоголосой велеречивости – всё равно, что сетовать на то, что вода мокрая, а небо голубое.
Это – родовые черты оперы, которую мы любим не только за это, но и за это тоже. У Кукко и Ливерморе, определённо, знающих толк в дольче вита, объяснение в любви к самому великому (во всяком случае, до изобретения кино) виду искусств на свете вышло впечатляющим. Даже двух !! в названии недостаточно.